— ANNA HAMILTON (nee STERN) • АННА ГАМИЛЬТОН (СТЕРН) — [Julianne Hough]

20 июля 1988 г, 32

Чикаго, Норт-Сайд

фотограф

Мне повезло в жизни. Именно это я слышала миллионы раз и даже убедила себя в этом сама. Мне повезло родиться в обеспеченной семье, в хорошем районе города. Мой отец был ректором одного из учебных заведений, обучение в котором стоило как две почки. Моя мать не занималась ничем особенным, была обыкновенной домохозяйкой, ведущей быт и обеспечивала семейный уют. Так, по крайней мере, казалось со стороны. Моя семья очень пеклась о внешних приличиях и о том, что могут подумать люди. Если копнуть чуть глубже, то моя мать была обыкновенной религиозной фанатичкой, сдвинутой на Боге и рьяно верящей в патриархат, «правильную» модель семьи и жутко боялась, что «люди осудят». А отец выбрал ее в жены по той простой причине, что жена, которая искренне восхищается своим мужем исключительно за наличие у него между ног члена, едва ли будет проблемой. Так они и жили — отец играл в домашнего Бога и менял любовниц, как перчатки, а мать пыталась сохранить «семью». С детства мне вбивали в голову, что девушка должна быть чистой, непорочной, послушной. Глазки в пол и рот открывать только чтобы согласиться с самопровозглашенным Богом. Я получила строгое воспитание и все время пыталась вписаться в рамки, которые устанавливала мать в соответствии с картиной мира в своей голове. Картина эта была печальна — мальчики — зло во плоти, секс — грязь, замуж — раз и на всю жизнь, ты же женщина и не должна — перечить, вести себя вызывающе, провоцировать... список можно продолжать бесконечно долго. Будь на моем месте кто-то более дерзкий, кто-то чей врожденный темперамент более горячий, то взрыв был бы неминуем. Но я была послушной дочерью, хотя теперь я  понимаю, что это было ошибкой. Я пыталась спрятать свою сексуальность и не пыталась разобраться с тем, что я чувствую в свои четырнадцать-пятнадцать лет, считая свои ощущения постыдными, а мысли грязными. В моей голове происходил настоящий бардак. Однажды, вернувшись домой со школы раньше обычного, я увидела чужие женские вещи. Отец отправил мать в санаторий на несколько дней. А сам притащил в дом одну из своих бесконечных любовниц. Я слышала все, что там между ними происходило и моя голова взрывалась. С одной стороны мать, которая цитирует мне Библию и видит блуд даже в форменной школьной юбке, с другой отец со своими любовницами. Было совсем неудивительно, что у меня было много трудностей в юношестве. У меня не было друзей, психика постоянно находилась в каком-то состоянии стресса и свой стресс я пыталась побороть самым простым и доступным способом — едой. Не удивительно, что в юности я была пухлой и малосимпатичной, задерганной девочкой, которая при мысли о хоть каком-то физическом контакте покрывалась красными пятнами. Прелестная картина. Кстати, моя полнота жутко раздражала мать и она постоянно меня этим попрекала, вызывая, конечно же, очередную волну стресса и желание что-нибудь съесть. Единственное, в чем я находила хоть какое-то утешение — это фотография. Я не любила фотографироваться сама, потому что была страшненькой и мои фотографии это только подтверждали, но зато я очень любила фотографировать все, что попадается мне на глаза. Постепенно фотография стала моей отдушиной и любимым хобби. Я даже набралась смелости и послала свои фото на какой-то конкурс в молодежный журнал и даже получила какое-то призовое место. Но на награждение так и не поехала. От мысли, что придется выйти перед людьми, от мысли, что они увидят меня и будут обсуждать, какая я ужасная, мне хотелось заползти под панцирь и никогда больше не высовываться. В старшей школе я заработала расстройство пищевого поведения. Тогда насмешки стали особенно жесткими и ощущение того, что ты «не такая» усиливалось во сто крат. После очередной порции издевательств я решила, что больше не буду есть. Я начала выбрасывать еду, вызывала рвоту, истязала себя упражнениями и едва не довела до больницы. Это было глупо, но тогда я поняла, что не хочу так больше и нужно что-то менять. На летних каникулах отец отправил меня в какой-то оздоровительный лагерь и это дало свои плоды. Там мне удалось проработать некоторый сдвиги в психике с психологом, наладить питание и там же я увлеклась танцами. Там все были такие, как я и там мне было не стыдно пытаться делать хоть что-то, что бы измениться. За три месяца я получила отличный прогресс и вместо щек у меня появились скулы! Это могло бы быть историей о чудесном превращении гадкого утенка в лебедя, но на самом деле все не так просто. Да, я похудела на несколько размеров и нашла еще одно хобби, которое приносило мне удовольствие, но внутри я все еще была толстой не симпатичной девочкой с кучей комплексов. Так что выпускной год прошел не так уж и радостно, но все, чего я хотела — просто свалить из этой школы подальше. После школы стало чуть легче. В университете никто не воспринимал меня дурнушкой, хотя были определенные проблемы с тем, что мой отец ректор. Это недоверчивые взгляды и сплетни. Но я старалась не обращать внимания и не выпячивать родство. Честно говоря, учеба меня интересовала мало, я просто хотела получить диплом, вручить его отцу и заниматься тем, что мне приносило удовольствие — фотографией. Уже на первых курсах я снимала фотосессии и зарабатывала на этом небольшие, но деньги. Мне не было нужды работать, ибо мои родители, какими бы они ни были, считали, что могут меня обеспечить до конца моих дней, но мне нравилось и так или иначе, мне хотелось поскорее от них отделиться. Проблема была в том, что воспитанная послушной девочкой, я не могла найти в себе на это сил. Тогда же я познакомилась с Уиллом. Точнее с мистером Гамильтоном — преподавателем английской литературы. К слову сказать, книги были моей третьей отдушиной, наравне с танцами и фотографией, потому на его лекции я всегда ходила с большим удовольствием. И, наверное, дело было не только в материале, но и в том, кто его преподносил. Это жутко банально, но вполне ожидаемо молодой, умный и симпатичный мужчина. Кто бы мог устоять? Мои сокурсницы спорили, каким же образом мистер Гамильтон принимает экзамены, а мне провалиться со стыда хотелось прямо там, где я стояла. Я же вынашивала никаких коварных мыслей о соблазнении молодого преподавателя (боже, да о чем вы!), но всегда искала повод поговорить. Дополнительные занятие или его рекомендации, что бы лучше подготовиться к экзамену или.. да что угодно! Я не предполагала, что это может вылиться во что-то. Скорее это было моей молчаливой и скрытной первой любовью. Ну, наверное, все-таки не совсем скрытной. Потому что отец довольно быстро просек, что дело не чисто. И... решил, что мистер Гамильтон будет отличной партией для его неспособной к коммуникациям дочурки. Честно говоря, я не знаю, что именно делал отец и какие манипуляции происходили за моей спиной, но так или иначе, мы действительно сблизились с Уиллом. Да, мистер Гамильтон превратился в Уилла, а следом и я превратилась в миссис Гамильтон. Казалось бы — просто сказка. Я ведь действительно была влюблена в своего мужа. И сейчас влюблена. Только Уилл всегда был далек и холоден. Нет, он не был плохим мужем, но мы никогда не были близки по настоящему. Мы просто, ха-ха, поддерживали картинку идеального брака. Через несколько лет после свадьбы у нас родился ребенок и я, признаюсь, верила, что это заставит Уилла оттаять, сблизит нас, но этого так и не произошло. Я думаю, что он любит сына, но едва ли он любит меня. Итак, что я имею? У меня прекрасный дом, мои фотографии печатают в журналах и я вполне успешный фотограф, у меня есть чудесный четырехлетний сын, я замужем за умным и красивым мужчиной. Я счастлива? Да, мои вылизанные фото на газетных страницах говорят именно об этом. А еще у меня нервы не в порядке, я постоянно глотаю успокоительные, всегда считаю, что я в чем-то не дотягиваю, я ревную собственного мужа к его студенткам, я никогда не бываю откровенна и не могу себе позволить расслабиться ни на минуту. У меня нет друзей и все чаще я ощущаю себя заточенной в глыбе льда и задыхаюсь от того, что не могу вырваться. Зато мой психоаналитик зарабатывает на мне хорошие деньги.

	связь с вами
	лс