| [indent] «А ваш брат случайно не…» - в очередной раз слышишь ты и по заискивающей, робко вопросительной интонации угадываешь, каким будет окончание вопроса. «Да», - отвечаешь решительно и улыбаешься, чтобы спрашивающий не принимал твой тон близко к сердцу.
[indent] Дело в том, что твой брат – Кеннилуорти Уисп. Да, тот самый, который написал «Квиддич сквозь века», а еще – биографию Дай Луэллина «Он летал как безумный», «Сказку Селькиркских скитальцев» и «Отбить бладжер: обзор систем защиты в квиддиче». Кеннилуорти как будто родился на метле и со снитчем в руке: за одной блестящей карьерой ловца «Селькиркских скитальцев» последовала другая блестящая карьера эксперта, редактора спортивной колонки и автора нескольких книг. Увлеченность старшего брата и его умение игнорировать все препятствия на пути к цели всегда были для тебя маяком и путеводной звездой, потому что о собственном увлечении – смертоносными, полулегендарными тварями – ты почти никому не рассказывала.
[indent] Кеннилуорти был единственным в вашей семье, кто поддержал тебя и твою страсть. В некоторые периоды жизни он даже поддерживал тебя материально и до сих пор готов прийти тебе на помощь по первому зову. Несмотря на приличную разницу в возрасте и пропасть в увлечениях, у вас до сих пор есть тайное общество для двоих, которое с годами сделало ваши разногласия с родителями несколько менее заметными.
[indent] Ты пока не заработала собственного громкого имени, но в тех кругах магического общества, которые связаны с магозоологией, а не с квиддичем и книгоизданием, ты, без сомнения, не «сестра того самого Уиспа», а вдумчивый, уверенно шагающий по карьерной лестнице специалист и ученый, искренне мечтающий сделать что-то значительное и хорошее. Например, написать учебник по магозоологии. Или ужесточить меру наказания за браконьерство, чтобы спасти пару-тройку вымирающих популяций. Ты упрямая умница и борец, но отнюдь не идеалист в розовых очках. Ты просто знаешь, чего хочешь, и точно знаешь, что сможешь этого добиться.
[indent] А еще ты умеешь виртуозно спорить: аргументируя свою точку зрения, приводя по памяти цитаты из монографий и свеженьких статей, не перебивая оппонента и внимательно слушая его точку зрения. Мы и начнем с тобой с того, что будем спорить – увлеченно и на равных. Ты не любишь, когда тебе делают скидки из-за того, что ты моложе, ты женщина, ты не такой опытный специалист, и проигрывать и держать удар ты тоже умеешь отлично (жизнь, в конце концов, не так уж сильно отличается в этом от квиддича, а в квиддиче ты понимаешь даже больше, чем сама хочешь, спасибо брату). Твой особый дар – это твое умение слушать и безо всяких усилий располагать к себе.
[indent] Счастливый ребенок из, в общем-то, благополучной и не отмеченной никаким особым горем (кроме двух увлеченных такими разными вещами детей) семьи, ты не видишь фестралов.
[indent] Уинифред, разумеется, задумана в качестве "пары", хотя начать мне все равно хотелось бы с самого начала - собственно со споров, и какими именно в конце концов будут отношения, мы можем решить вместе. Беззаботной романтической комедии обещать, разумеется, не могу: в анамнезе у Эмроуза dysfunctional family смерть любимой жены и два проблемных взрослых ребенка. А еще я не очень люблю, когда любовная линия становится краеугольным камнем в развитии персонажа и его основной движущей силой, поэтому будет здорово вместе придумать и другие сюжеты.
[indent] Некоторые технические подробности: пишу посты от 3к, люблю регулярность и заглавные буквы, но это ни к чему тебя не обязывает - я за то, чтобы игра приносила всем удовольствие. Внешность, имя, детали биографии обсуждаемы, но мне бы не хотелось вносить в идею этого персонажа радикальные изменения. ПРИМЕР ИГРЫ январь 1962
[indent] - Твоя жена испортила нам Рождество. Навсегда.
[indent] - Моя жена умерла, - сухо ответил Эмроуз и добавил, на случай если мать, легкомысленно относившаяся к чужой смерти, этого не поняла, - навсегда.
[indent] Мать фыркнула, круто развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью. Подол ее глухого черного платья укоризненно взметнулся напоследок, словно напоминая обо всех тех роскошных нарядах, которые леди Эдвине теперь не удастся примерить из-за несвоевременной дерзости невестки, посмевшей умереть раньше, чем она износит свой праздничный гардероб.
[indent] Эмроуз остался один.
[indent] Сочувствующие и причитающие благополучно разбрелись по дому, принося соболезнования то Энтии, то матери, и всеобщая логическая ошибка – состоявшая в предположении, что им нужны были чужие соболезнования – наконец освободила Эмроуза от необходимости поддерживать образ вдовца обыкновенного.
[indent] Вдовец обыкновенный плавал в море всеобщей скорби, словно рыба: безошибочно помнил, кому и что он должен сказать в ответ на «соболезную вашей утрате»; писал ровным, чуть более строгим, чем обычно, почерком ответы на карточки с соболезнованиями и, естественно, отправлял их в срок; сдерживался на людях и предположительно отдавался боли утраты в одиночестве; с умилением и затаенной грустью поглядывал на своих детей, под нечутким присмотром окружающих угадывая в них черты покойной супруги; давал торжественное, но не громогласное обещание продолжать жить дальше и далее, далее, далее по бесконечному списку, который мать не преминула ему напомнить, пока тело Софи еще лежало в супружеской постели. От того, что внутри у него было не горе, а пустота, Эмроуз ответил матери строже, чем собирался, но, пожалуй, ровно так, как она заслуживала. И за это, по всей видимости, она собиралась обижаться на него всю оставшуюся жизнь. Какое огорчение, что это не имело никакого значения.
[indent] Эмроуз остался один.
[indent] Софи всегда служила пределом дня – страж его свободного времени, она приходила в кабинет за полчаса до ужина и с преувеличенной строгостью напоминала, что ужины придуманы для того, чтобы есть их вместе. После ужина Эмроуз обычно возвращался в кабинет, чтобы закончить дела и обозначить круг задач и требующих решения проблем на следующий день, а Софи являлась без четверти девять с книгой или ребенком на руках, садилась на диван и еще примерно час они были в кабинете вместе – вдвоем или втроем. Если им везло, и поздний час был часом их уединения, рано или поздно они оказывались в одном – его – кресле, и так до сих пор, несмотря на все, что им довелось пережить вместе, могли провести целую бесконечность. Со смертью Софи эти границы стерлись, и дни вот уже неделю просто перетекали один в другой, как будто кто-то за окном заботливо и скрупулезно включал и выключал свет.
[indent] Он все ждал, когда наступившая после смерти Софи пустота наконец превратится в боль. Когда чужое отсутствие наконец станет по-настоящему, физически невыносимым. Когда захочется скрыться от него в делах, занять свой день каким-то особенно хитрым образом, чтобы времени на раздумья совершенно не оставалось. Но боль все не приходила. Оставалась пустота. И пустота не нуждалась ни в каком дополнительном наполнении: Эмроуз делал все то же, просто теперь один.
[indent] В кабинете его ждали накопившиеся за несколько дней письма. Те, что пришли до двадцать четвертого декабря, были преувеличенно радостными поздравлениями – ободрениями и пожеланиями здоровья Софи от более близких друзей, вежливыми уверениями в том, что следующий год будет лучше – от дальних знакомых. Эмроуз уничтожил их одним коротким взмахом волшебной палочки, не отказав себе в удовольствии посмотреть, как вся его жизнь еще раз превращается в пустоту и пепел, на этот раз – на металлическом подносе для почты.
[indent] Он сел за стол и подвинул к себе уцелевшие конверты. «Благодарю за ваши соболезнования»… «Премного благодарен за проявленную заботу»… «Нам всем будет ее очень не хватать»… «Благодарю, что поделились добрым воспоминанием»…
[indent] За окном наступила непроглядная январская темень, а письма все не заканчивались. Эмроуз пробегал их взглядом по диагонали, не задумываясь, выбирал один из четырех вариантов ответа и заполнял буквами карточку из плотной бумаги с фамильным гербом.
[indent] Бумагу – естественно – выбирала Софи. Было бы нелепо, будь оно не так. Софи нравились хорошая бумага, красивые кольца для салфеток и прочая лабуда, которая всегда, всю оставшуюся жизнь, будет напоминать в этом доме о ее отсутствии. И о том, каким всеобъемлющим, всепроникающим и постоянным было ее присутствие.
[indent] Эмроуз остался один.
[indent] Письма закончились. Отодвинув от себя ровную стопку, которую домовик утром разошлет адресатам, Эмроуз понял, что снова не испытал ничего из того, к чему готовился. В каждое письмо он вписывал известие о смерти жены. Каждую благодарность за своевременно принесенные соболезнования приравнивал к очередному напоминанию, что его жены не будет больше ни-ког-да.
[indent] Но ничего по этому поводу не испытал. Внутри было совершенно пусто, и пустота январским вечером сделалась звенящей и тугой, как холодный зимний воздух. Они так долго были женаты, что Эмроуз, должно быть, успел отвыкнуть от самого себя – от того, что на самом деле внутри он был пуст и холоден и не испытывал теперь боли, потому что боль из него достали и положили в гроб к жене.
[indent] Эмроуз остался один.
| |
